мира мертвых – медиум Джена. Разумеется, к этой шикарной статье прилагалось и мое фото. Снимок был нечетким, но я уверена, что, глядя на него, мама могла даже посчитать количество морщинок в уголках моих глаз. Она позвонила мне в тот же день и впервые за долгое время, назвав полным именем – Дженифер Марсела Рид, – начала отчитывать так, словно я получила двойку по математике.

– Все по-прежнему, – уклончиво отвечаю я, опуская взгляд. Каждый раз задавая этот вопрос она, я уверена, надеется услышать, что ее дочь завязала с глупостями и перестала строить из себя медиума, повелевающего загробным миром. Но мне нечем ее порадовать. Не сегодня.

Внезапно возникшую паузу заполняет радостный голос отца.

– Я выбрал белое полусухое. Угадал?

– Отличный выбор, папа.

– Винс с Лией решили на рождественские каникулы поехать с мальчиками в круиз по Карибскому морю. Там вроде какая-то развлекательная программа для детей подготовлена.

– Не рановато ли? Мальчишкам же еще двух лет даже нет.

– Ну, во-первых, пятнадцатого ноября им уже будет два, ну, а во-вторых, – мама делает драматическую паузу, многозначительно переглядываясь с отцом, точно ища в нем поддержку, но он, не обращая на нее внимания, молча разливает вино по бокалам. – В общем, похоже, Лия беременна.

– Что значит похоже? Она беременна или нет?

– Мама думает, что это так, но нам они пока ничего не говорили, – объясняет отец, бросая на маму косой взгляд.

– Я в этом почти уверена. Ты же знаешь, в таких вещах я не ошибаюсь.

– Ключевое слово «почти», – отвечаю я, подмигивая отцу.

– Что ты сказала? – спрашивает мама, хмурясь. – Ты мне не веришь?

– Конечно, верю! Думаю, это круто! – отвечаю я, испытывая странные чувства.

До этого момента я была уверена, что мы с Винсентом сможем преодолеть эту пропасть, разделившую нас пять лет назад. Но нет. Если мама окажется права, то пропасть эта ширится и растет у меня на глазах, а я только сижу и молча радуюсь за него. Радуюсь за то, что хотя бы у одного из нас все в жизни сложилось так, как мечталось в детстве.

– Давайте выпьем за эту новость! – предлагает папа, поднимая свой бокал.

– Отличная новость, – шепчу я, делая большой глоток.

***

После обеда мы с мамой выходим во внутренний двор. В воздухе пахнет осенней прохладой, но стоит оказаться на солнце, как голову тут же начинает припекать. Мы ложимся на шезлонги прямо в одежде. В это время года родители редко окунаются в воду, зато мы с Винсентом любили устраивать вечеринки у бассейна вплоть до ноября. Давно это было.

– Как дела у Джесс? Что нового в театральном мире? – задает тон беседе мама, предупредительно покрывая лицо и зону декольте тонким слоем крема от загара.

– Вроде все по-старому, хотя не знаю, может быть, за неделю что-то изменилось. Мы с ней вчера не виделись.

– Что-то случилось? Неужели снова со Скоттом?

– Не в этот раз.

– Ну и хорошо. Он дома сейчас или в клинике?

– На прошлой неделе был дома, и Джесс говорила, что он работает над каким-то новым проектом. Так что будем надеяться…

– Ладно она себя этими сказками кормит, но ты-то куда? – в своей привычной манере перебивает меня мама. – Поговорила бы ты с ней, что ли.

– И что мне ей сказать?

– А то ты не знаешь? Ее мать всю жизнь спасала этого алкаша-неудачника, а теперь и она по ее стопам идет. Джесс ведь такая красивая, такая талантливая. Ну неужели на Бродвее нет ни одного приличного актера, режиссера – кто там еще бывает?

– Не знаю, но, как увижу Джесс, обязательно постараюсь передать ей все слово в слово.

– Не паясничай. Ты ведь поняла, что я имела в виду, – мама настороженно хмурит брови.

– Да, думаю, суть я уловила, – широко улыбаясь, отвечаю я, закрывая глаза.

– Я недавно Ника встретила. Мы тут в Квинс ездили, у отца дела были, ну а я…

– Ну а ты решила повидаться со своей старой подругой Викторией, и по случайному совпадению мамой Ника, – помогаю ей закончить предложение я.

– Он все так же хорош, как и прежде, и, между прочим, до сих пор не женат и ни с кем не встречается, – продолжает мама. – Спрашивал про тебя.

– Рада, что у тебя выдалась возможность повидаться с Викторией. Она хорошая женщина.

– Ты меня вообще слышала?

– Конечно.

Раздается скрип соседнего шезлонга, и в следующий миг я ощущаю на себе чей-то пристальный тяжелый взгляд. Чей-то? Разумеется, мамин. Ее главная беда – она совершенно не знает меры. Ни в чем. И если это расточительство уместно в быту, то в отношениях совсем нелишне уважать чужие личные границы.

– Может быть, вам стоит снова встретиться: сходить в кино, поужинать? Я уверена, он все еще любит тебя.

– Круто. Но мне этого совсем не хочется.

– Дочка, ну почему ты так упряма! Жизнь продолжается, зачем ты себя хоронишь?

– Не волнуйся, живой я в гроб не лягу.

– Даже в шутку не смей так говорить!

– А я не шучу. Я сама со всем этим разберусь.

– Да и когда это, наконец, случится? Ты уже столько лет топчешься на месте, и я не знаю, как вытащить тебя из этого состояния. Ты же не хочешь ничего слышать!

Бессмысленно и дальше пытаться наслаждаться солнечными лучами, когда над тобой нависла такая грозовая туча. Тяжело вздыхая, я открываю глаза, усаживаясь на шезлонге. Мама внимательно смотрит на меня, вероятно ожидая получить ответ. Ответ. А какой у нее был вопрос? Ах да, когда это, наконец, случится?

– Даже не знаю, что тебе сказать. Полагаю, в книжках по психологии, которыми заставлены почти все свободные полочки в библиотеке, ты уже отыскала хотя бы один верный ответ.

– И не один! Но беда в том, что ничто не подходит. Все через это проходят…

– Нет, мам, ВСЕ через это не проходят! Это не какая-то Триумфальная арка, пройти через которую большая честь для каждой девушки. Нет, черт возьми, это не оно! И да, я не одна соприкоснулась с этой мерзостью, но это не значит, что я должна проживать это так же, как и другие. Нет!

– Джен, уже почти пять лет прошло, чего ты ждешь?

– Жду…

В детстве у нас с мамой было правило: всегда говорить правду. Все началось, когда мне было пять или шесть лет, тогда мы на один час в неделю переставали быть мамой и дочкой, превращаясь в лучших подруг, у которых нет секретов. В этот «час откровений» мы должны были рассказать друг другу обо всем, не опасаясь нарваться на выговор или даже наказания, если проступок того заслуживал. Со временем этот час превратился в два, три, целый день откровений. И к тому моменту, как я поступила в колледж, это правило внезапно оказалось ненужным. У нас с мамой больше не было секретов. Мы говорили друг другу обо всем, что происходило в жизни, не дожидаясь какого-то определенного часа. Случилось – сказала, узнала – передала, испытала – поделилась. Она была первой, кому я позвонила в тот день. Она была единственной, кого я хотела услышать.

– …жду, когда у Джесс будет премьера мюзикла и мы все вместе выберемся на Бродвей, – с заминкой отвечаю я, меняя тему.

– Хорошее начало, – хмыкает мама. – А как насчет того, чтобы сходить в «Джуниорс»?

– Всегда рада, но ты же знаешь, что в выходные там толпа народу. Вот если ты приедешь ко мне среди недели…

– А когда ты там бываешь?

– Обычно по вечерам пятницы, балую себя кусочком чизкейка за трудовые будни.

– Надо будет попробовать, – задумчиво тянет мама, поджимая губы в странной улыбке.

Глава 4

Для одних понедельник – тяжелый день, в то время как другие убеждены, что понедельник – повод начать новую жизнь. Было время, когда я без колебаний примкнула бы к первой группе, однако последние пять лет я с надеждой жду того самого понедельника, когда смогу начать все с чистого листа или